Лицо Мэтта помрачнело. Маска выздоравливающего на секундупоколебалась, и перед Беном на миг появился тот старик, которого он виделспящим накануне.

— Если вы не готовы…

— Да нет, конечно, готов. Если хотя бы половина моихподозрений соответствует истине, это мой долг. — Мэтт горько улыбнулся. — Явсегда считал себя в некотором роде свободным мыслителем, испугать которогонелегко. Но просто диву даешься, как свирепо сознание может старатьсявычеркнуть то, что ему не нравится или кажется угрожающим. Как волшебные грифельныедоски, которые мы таскали с собой в детстве. Если тебе не нравился рисунок,надо было просто потянуть верхний листок кверху, и картинка исчезала.

— Но линии на черном веществе под листком оставалисьнавсегда, — сказала Сьюзан.

— Да, — он улыбнулся ей. — Чудесная метафора взаимодействиясознания с подсознанием. Жаль, Фрейд застрял на луковицах. Но мы отклоняемся оттемы, — учитель посмотрел на Бена. — Вы уже слышали эту историю от Сьюзан?

— Да, но…

— Конечно. Я только хотел убедиться, что можно обойтись безпредыстории.

Мэтт повел рассказ голосом почти равнодушным,невыразительно, прервавшись только, когда, шелестя мягкими, подклееными крепомподметками вошла сиделка — узнать, не хочет ли Мэтт стаканчик имбирного эля.Мэтт сказал, что стаканчик имбирного эля пришелся бы очень кстати, так чтозаканчивал он свою историю, периодически потягивая питье через гибкуюсоломинку. Бен отметил, что, когда учитель добрался до Майка, задом напередвывалившегося из окна, кубики льда в стакане, который держал Мэтт, легонькозвякнули. И все-таки его голос не дрожал, сохраняя те самые ровные ноты, какимиМэтт, несомненно, пользовался на уроках. Бен (не в первый раз) подумал, чтоМэтт — человек, достойный восхищения.

Когда Мэтт закончил, наступило краткое молчание, котороенарушил он сам.

— Вот так вот, — сказал он. — Вы ничего своими глазами невидели. Что вы думаете?

— Вчера мы довольно долго говорили об этом, — сказалаСьюзан. — Бен расскажет.

Бен довольно застенчиво выдвинул все разумные объяснения,после чего опроверг их. Когда он упомянул запертый снаружи ставень, мягкуюземлю, отсутствие отпечатков ножек стремянки, Мэтт зааплодировал.

— Браво! Настоящий сыщик!

Мэтт посмотрел на Сьюзан.

— А вы, мисс Нортон? Вы всегда писали такие хорошиесочинения, параграфы в них напоминали строительные блоки, а раствором служиливысказывания по теме. Что думаете вы?

Сьюзан опустила взгляд к разглаживающим плиссировку платьярукам, потом снова подняла глаза на Мэтта.

— Вчера Бен прочел мне лекцию о лингвистической значимостивыражения «не могу», так что этими словами я не воспользуюсь. Но мне оченьтрудно поверить, что к Салимову Уделу подкрадываются вампиры, мистер Бэрк.

— Если бы мы сумели устроить проверку на детекторе лжи исохранить ее в тайне, я бы пошел на это, — тихо сказал учитель.

Сьюзан залилась слабым румянцем.

— Нет, нет, прошу вас, поймите меня правильно. Я убеждена, вгороде что-то происходит. Что-то страшное. Но такое…

Мэтт протянул руку и накрыл ее пальцы своими.

— Я понимаю, Сьюзан. Но вы сделаете для меня одну вещь?

— Если смогу.

— Давайте… все трое… будем отталкиваться от предпосылки, чтовсе это — правда. Давайте сохранять для себя эту предпосылку как факт до техпор — и только до тех пор — пока она не будет опровергнута. Подойдем научно,понимаете? Мы с Беном уже обсуждали пути и средства, с помощью которых можноподвергнуть эту посылку проверке. И вряд ли кто-нибудь сильнее меня надеется,что она проверку не пройдет.

— Но вы так не думаете, правда?

— Нет, — тихо отозвался Мэтт. — После длинного диалога ссамим собой я достиг решения. Я верю в то, что видел.

— Давайте на минутку отвлечемся от вопроса «верю-не верю», —сказал Бен. — В настоящий момент он является спорным.

— Принято, — сказал Мэтт. — Что думаете насчет самойпроцедуры?

— Ладно, — сказал Бен, — я бы хотел назначить васГенеральным Исследователем. Вы с вашими данными уникально подходите для такойработы. Кроме того, вы — лежачий больной.

Глаза Мэтта блеснули — так же, как когда Коди вероломнообъявил его трубку вне закона.

— Откроется библиотека — позвоню Лоретте Старчер. Придетсяей привезти книжки в тачке.

— Сегодня воскресенье, — напомнила Сьюзан. — Библиотеказакрыта.

— Для меня она откроет, — сказал Мэтт, — а нет, так я пойму,отчего.

— Берите все и вся, что имеет отношение к предмету, — сказалБен. — И психологию, и патологию, и мистику. Понимаете? Все работы.

— Начну вести записи, — проскрежетал Мэтт. — Начну, вот текрест!

Он посмотрел на молодых людей.

— Я чувствую себя мужчиной в первый раз с тех пор, какпроснулся тут. А вы что будете делать?

— Во-первых, доктор Коди. Он осматривал и Райерсона, иФлойда Тиббитса. Может быть, мы сумеем убедить его эксгумировать Дэнни Глика.

— А он согласится? — спросила Сьюзан у Мэтта.

Прежде, чем ответить, Мэтт приложился к своему имбирномуэлю.

— Тот Джимми Коди, что учился у меня, согласился бы в двасчета. Он был мальчиком с развитым воображением и открытым умом, исключительноустойчивым к «не может быть». До какой степени колледжу и медицинской школеудалось сделать из него эмпирика, я не знаю.

— Все это мне кажется хождением вокруг да около, — сказалаСьюзан. — Особенно визит к доктору Коди с риском получить полный отпор. Почемубы нам с Беном не отправиться в дом Марстена и не покончить со всем этим?Вопрос назначался к слушанию еще на прошлой неделе.

— Я скажу тебе, почему, — сказал Бен. — Потому, что мыисходим из посылки, что все это — на самом деле. Тебе так загорелось сунутьголову в пасть льву?

— Я думала, днем вампиры спят.

— Кем бы ни был Стрейкер, он не вампир, — сказал Бен, —разве что старинные предания полностью ошибаются. Днем его видела масса народу.В лучшем случае мы получим от ворот поворот, как посторонние, вход которымвоспрещен, и ничего не узнаем. В худшем — он нас одолеет и продержит дотемна.Легкий завтрак для Графа Комикса.

— Барлоу? — спросила Сьюзан.